Фрагменты из книги Святослава Рериха «Искусство и Жизнь»

 

 «Именно внутреннее состояние человека притягивает к себе и настраивается на Высшие Воздействия. «Учитель приходит тогда, когда готов ученик».

«Быть в ладу с самим собой значит пребывать в мире с окружающим; человек может быть в согласии с собой лишь в том только случае, когда разрешены противоречия между его внешним и внутренним «я».

«В молчании раннего утра или в ночной тиши будем беседовать со своим сердцем, будем вслушиваться в его шепот. Оно укажет нам направление, а наши мысли придадут форму тому, что оно подскажет, и переведут это в область объективных средств воплощения в жизнь. Решение всех наших проблем лежит внутри нас».

«Свобода рождается из осознания того, что величайшее богатство, величайшее сокровище находится внутри нас самих, в нашем собственном «я» – ни от чего не зависимом, свободном и безгранично великом».

«Величайшим из всех сокровищ, какие только можно найти, является наше собственное «я». Именно в этом заключается подлинный смысл всех учений. Мы ищем вовне, тогда как истинные сокровища находятся внутри. Мы стараемся выстроить нашу внешнюю жизнь и забываем, что она останется позади, как и все остальное. И единственно возможная польза произойдет от порожденного в этом процессе усилия и того добра, которое мы, может быть, сделали для других. Обогащая свое внутреннее «я», мы обогащаем каждого, с кем соприкасаемся. Но именно потому, что это ближе всего, это также является и самым трудным. Как справедливо было сказано: «Победивший самого себя более велик, чем тот, кто побеждает в битве целые тысячи».

«Каковы же средства строительства великого и прекрасного Будущего? – Самосовершенствоваться, преисполняясь силой своей решимости. И как постоянно и незаметно бьется пульс окружающей нас жизни и мириады неизвестных нам клеток проходят циклы своего существования, таким же должно быть и наше желание двигаться вперед. Оно должно владеть нами во всем, что мы делаем, оно должно пронизывать и наполнять все наши мысли и действия вездесущим, всепроникающим поступательным движением».

«Поистине, это величайший дар и счастье – осознание того, что мы можем стать хозяевами своего собственного «я». Только подумать, какая надежда заключена в этом. Владеть собой – вот в чем заключается истинная надежда человечества».

«Самовоспитание является самой трудной, самой напряженной и суровой задачей, какую только можно перед собой поставить. И все же это именно та задача, решение которой дарует нам бесчисленные блага, о которых мы и не мечтали даже в самых дерзких полетах своего воображения. Что же это за блага? Что это за достижения? Это преуспеяние наших внутренних возможностей, глубоко сокрытых под скоплениями внешних наносов. Освобождение самого себя – преодоление всех видимых препятствий на пути к созданию целостной, совершенно уравновешенной личности. Дорога к счастью, ведущая через внутреннюю радость, которая приходит с нашим освобождением. – Когда физическая сторона жизни постепенно утрачивает для нас свое значение или привлекательность и становится очевидным новый аспект, неисчерпаемый и чудесный».

Святослав Рерих. Искусство и Жизнь

Этот текст писался, как традиционная вводка к очередной научной работе. Но помимо воли автора она переросла в самостоятельную статью, которая будет предварять публикацию серии материалов о рефлексии, как одной из новых форм внутренней работы.

 Философский словарь определяет рефлексию (от лат. reflexio — отражение), как  принцип научного и философского мышления, обращение мышления на себя, к своим истокам, предпосылкам, формам. В широком смысле философская рефлексия —, осмысление предельных оснований культуры, бытия и мышления, предметное рассмотрение знания, самопознание, раскрывающее строение и специфику духовного мира человека.

Психологический словарь называет рефлексию мыслительным (рациональным) процессом, направленным на анализ, понимание, осознание себя: собственных действий, поведения, речи, опыта, чувств, состояний, способностей, характера, отношений и др., своих задач, назначения и т. д., Рефлексия рассматривается как показатель высокого умственного развития. Понятийно, процессуально и функционально рефлексия. связана с самонаблюдением, интроспекцией, ретроспекцией, самосознанием.

Википедия рассматривает рефлексию, в контексте психологии творчества и творческого мышления. Она трактуется как процесс осмысления и переосмысления субъектом стереотипов опыта, что является необходимой предпосылкой для возникновения всего нового.

 

Цель данной публикации – знакомство с рефлексией, как с инструментом внутренней работы, рассмотрение ее роли и возможностей в изменении личности, в изучении ее разнообразных форм, аспектов, сфер приложения.   Являясь синтетическим понятием, рефлексия имеет различные объяснения, трактовки, интерпретации. Здесь будет дана панорама существующих взглядов на рефлексию с точки зрения расширения сознания, его саморазвития и самообогащения.

По мнению П. Тейяра де Шардена рефлексия — самый главный феномен человеческого бытия. Это «приобретенная сознанием способность сосредоточиться на самом себе и овладеть самим собой как предметом, обладающим специфической устойчивостью и своим специфическим значением, способность уже не просто познавать, а познавать самого себя; не просто знать, а знать, что знаешь. Рефлектирующее существо в силу самого сосредоточивания на самом себе внезапно становится способным развиваться в новой сфере. В действительности это возникновение нового мира» (Тейяр де Шарден. Феномен человека).

 

Тейяр де Шарден      Сократ                  Платон              Аристотель            Св.Августин

  По мнению философа рефлексия — самый центральный феномен человеческой субъектности, она высвобождает огромный запас духовной энергии, открывая возможности ее творческой реализации. Происходит одухотворение, всех сил, заимствованных человеком из животного мира. «Когда в живом существе инстинкт впервые увидел себя в собственном зеркале, весь мир поднялся на одну ступень». (Тейяр де Шарден. Феномен человека).

Являясь средством многоаспектного изменения личности, рефлексия делает свой внутренний мир предметом осознания, самоисследования, самопроектирования, самоконструирования. Особенность в том, что саморазвитие становится возможным только на основе развитой способности личности к рефлексии.  (Ноженкина О.С.)

В ретроспективной картине термин «рефлексия» берет начало в работах Сократа, который рассматривал ее как самопознание собственной души. Платон говорил о рефлексии, как о благоразумии, под которым понимается знание самого себя, изучение и познание своего внутреннего мира.

В работах Аристотеля рефлексия представлена как часть божественного начала.

Философы средневековья рассматривали рефлексию как способность существования божественного разума. Познание истины возможно только в результате возвращения к самому себе. Так, в философии Августина достижение истины о своей душе возможно только в результате рефлексии, самопознания своего сознания.

Термин рефлексия впервые в научный обиход ввел Д. Локк. Под рефлексией он понимал наблюдение ума, которое направлено на деятельность индивида и порождает особые знания. Он  утверждал, что идеи - это рефлексия над впечатлениями, получаемыми извне.

Свое понимание в разработку проблем рефлексии внес Лейбниц. В его трудах рефлексия получает независимость относительно восприятия окружающего мира.

Кант под рефлексией понимал анализ содержания сознания в терминах порождающих его познавательных процессов. С его точки зрения, рефлексия занимается исследованием оснований познавательной способности человека. Кант выделил два типа рефлексии: логическую - сравнение представлений в окружающем мире и трансцендентальную - сравнимые представления касаются познавательных способностей, рассудка или чувственности.

В философии Гегеля рефлексия предстает практически основной движущей силой развития духа. По Гегелю, рефлексия помогает индивиду выходить за пределы непосредственного опыта, получая тем самым свободу в получении знания.

 

      Дж. Локк       Г.В. Лейбниц           И.Кант              Г.В.Ф. Гегель             Э. Гуссерль

 В работах Э. Гуссерля рефлексия приобретает методологическую функцию, представая в форме отдельного метода для изучения сознания. Рефлексия для него есть процесс, в котором весь поток событий становится четко осознаваемым и анализируемым.

 

Некоторые из оценок рефлексии российскими (советскими) психологами.

«Рефлексия, подобна «зеркалу», которое показывает, что в человеке всегда происходят те или иные изменения, которые как следствие являются основой личности, а так же благодатной почвой и способом ее саморазвития, выражение чего находит свое отражение в творческих образах» Я.А. Пономарев

«Рефлексия – это отражение собственных процессов в сознании. Возникновение рефлексии и самосознания означает переход к новому принципу развития – к овладению внутренней регулировкой психических процессов и поведения в целом». Л.С. Выготский

«Рефлексия - деятельность человека, направленная на осмысление и переосмысление своих собственных действий, отношений с окружающим миром и их законов; процесс самосозерцания, самопознания и саморазвития. Рефлексия - один из основных предметов и методов философии, а затем и психологии».  С. Ю. Степанов 

 «С самого начала понятие рефлексии имело и продолжает сохранять в себе некоторую амбивалентность. С одной стороны, рефлексия является важнейшим механизмом самопознания, которое рассматривалось как важнейшая задача личностного развития еще с Античности («Познай самого себя!») и получило новый импульс в современных подходах к личностному развитию (Олпорт, 2002) и психотерапии (напр.: Лэнгле, 2005). С другой стороны, она нередко воспринимается обыденным сознанием как досадное качество интеллигента, который много размышляет, но мало действует». Д.А. Леонтьев

 А.В. Карпов отмечает широкий смысл психологической трактовки рефлексии, описывая ее как синтетическую психическую реальность, могущую представлять собой и психический процесс, и психическое свойство, и психическое состояние одновременно, но не сводиться ни к одному из них. А.В. Карпов подчеркивает, что суть и специфика понятия рефлексии как отражение психической реальности обусловлено именно синтезом модусов психического процесса, свойства и состояния: «Рефлексия - это одновременно и уникальное свойство, присущее лишь человеку, и состояние осознания чего-либо, и процесс репрезентации психике» собственного содержания. 

«Структура внутреннего мира при высоком уровне рефлексивности является более согласованной и стабильной. По мере роста рефлексивности нарастает способность системы к толерантности к состоянию психологического гетеростаза, становлению ее гетеростазической организации. При высоком уровне рефлексии система внутреннего мира получает способность, одновременно сохраняя общую устойчивость и стабильность, порождать в себе асистемность, а также наряду с этим самостоятельно обогащать, структурировать себя».

 

Я.А. Пономарев  Л.С.Выготский  С. Ю. Степанов       Д.А. Леонтьев           А.В. Карпов

 «Психологами подчеркивается различения рефлексии и рефлексивности. Рефлексия представляет собой процесс познания себя, а рефлексивность как свойство (качество)». Ожиганова Г.В.

 Согласно М.М. Бахтину, объектом гуманитарного познания предстает текст, устный или письменный. «Слова Сократа в диалогах Платона, Христа в песнях Нового Завета, диалоги, монологи Гамлета в трагедии Шекспира, Пророка Пушкина — все это текст, обращенный к живому осмыслению, пониманию. Без моей рефлексии любой текст не обретает смысла, слова не наполняются содержанием... Текст формирует личность, и тогда из возможности он превращается в действительность. Сам текст осуществил поступок. Бахтин говорил, что поступок — это каждая мысль моя с ее содержанием. Но мысль такая, которая оставляет свой след в бытии. А мысль с содержанием непременно связана с повышенной рефлексивностью, вплоть до разлада с самим собой, борения с самим собой».

Размышление Бахтина относительно рефлексии рассматривается как особый феномен культуры XX в., в котором нашли отражение трагизм, предостережения и уроки истории последнего столетия. Взглядам философа свойственны гуманизм, предельная честность, демократизм, уважение к человеческой личности. Ему присущ экзистенциальный подход, в котором нашло отражение осознание своей особой ответственности за мироздание, за другого, за себя.

 «Существуют два основных способа существования человека и соответственно, два отношения его к жизни. Первый - жизнь, не выходящая за пределы непосредственных связей, в которых живет человек. Здесь человек весь внутри жизни, всякое его отношение - это отношение к ее проявлениям, но не к жизни в целом. Отсутствие таких отношений к жизни связано с тем, что человек не выключается из жизни, не может занять мысленно положение вне ее для рефлексии над ней. Это есть существующее отношение к жизни, но не осознаваемое как таковое. <...>

Второй способ существования связан с появлением рефлексии. Она как бы приостанавливает, прерывает этот непрерывный процесс жизни и выводит человека мысленно за ее пределы. Человек как бы занимает позицию вне ее. Это решающий, поворотный момент. Здесь кончается первый способ существования. Здесь либо путь к душевной опустошенности, к нигилизму, к нравственному скептицизму, к моральному разложению, либо другой путь - к построению нравственной жизни на новой, сознательной основе. С появлением рефлексии связано философское осмысление жизни » С.Л. Рубинштейн

 

 М.М. Бахтин     С.Л.Рубинштейн   Г.П.Щедровицкий    А.В.Россохин           В.Лефевр

Рефлексия мышления, по Г.П. Щедровицкому, есть «мышление мышления», поток мышления, ортогональный рефлексируемому потоку мышления. Мышление без мышления мышления не существует и превращает мышление в «думание», в бесплодные потуги мысли».  В идеологии методологии Г.П. Щедровицкого лежит идея элитарности мышления, его недоступности всем без исключения.

 Согласно А. В. Россохину, личностная рефлексия — это «активный субъектный процесс порождения смыслов, основанный на уникальной способности личности к осознанию бессознательного (рефлексия нерефлексивного) — внутренней работе, приводящей к качественным изменениям ценностно-смысловых образований, формированию новых стратегий и способов внутреннего диалога, интеграции личности в новое, более целостное состояние».

 Рефлексия В. Лефевра – рефлексия сознания. Она присуща любому субъекту и в этом смысле тотальна для всего человечества. Рефлексия доступна и присуща любому сознательному существу или носителю сознания. По сути, рефлексия сознания может быть синонимизирована с совестью (в английском языке conscience означает и сознание и совесть).

 В современной зарубежной психологии рефлексия исследуется в русле метакогнитивизма (М. Браун, Д. Дернер и др.), где она предстает как особая психологическая реальность. Ее смысл выражен Д. Дернером, который считал, что рефлексия — это «способность думать о своем собственном мышлении с целью его совершенствования»

По мнению М. Брауна, для саморефлексивного сознания характерна позиция «наблюдателя как безоценочная и беспристрастная, позволяющая фиксировать происходящее как во внутреннем поле сознания, так и вокруг». Такое наблюдение за переживаниями и мыслями рождает способность видеть как бы со стороны.

 Карен Хорни считает, что «рефлексия усиливает сознание и расширяет его возможности по исследованию бессознательных структур психики».

Мартин Хайдеггер приравнивает рефлексию  к трансцендентальной способности воображения. 

Жан Поль Сартр,  исходным пунктом психологического познания которого является рефлексия, говорит что  "Она пронизана сильным светом, не будучи способной выразить то, что этот свет освещает». 

М. Чиксентмихайи указывает на противоречивые стороны рефлексии: «Случай и необходимость – единственное, что управляет существами, неспособными к рефлексии. _… Конечно, рефлексивное сознание, которое, по-видимому, приобрели на нашей планете только люди, не является чистой благодатью. Оно лежит в основе беззаветной отваги Ганди, Мартина Лютера Кинга и “неестественных” желаний маркиза де Сада или ненасытных амбиций Сталина» (Csikszentmihalyi, 1993, P. 15). 

К. Хорни           М. Хайдеггер             Ж.П.Сартр          М. Чиксентмихайи       Д. Дьюи 

«Доминанта философской рефлексии Фромма – мучительное и напряжённое постижение тайны человека». Л. Коваленко

 Д. Дьюи определяет категорию «рефлективной морали как способность человека к саморегуляции поведения. Рефлексирующий человек обращен к культуре и способен на саморазвитие. Рефлексия – это путь к самому себе духовному, сущностному.

 

В заключении можно сказать, что рефлексия это — высшая психическая функция, интегрирующая и регулирующая взаимодействие психических процессов. Она  «встроена» в механизм са­моразвития, является условием и средством постоянного наращивания личностного потенциала человека (Л. Ф. Вязникова), являясь не только постскриптумом мысли, но и прескриптумом к ней (В.П. Зинченко). 

Исследования показывают, что рефлексия, как фактор расширения сознания, напрямую связана с креативностью, стимулируя и мотивируя ее активность, эффективность, практическую ценность.

Современные психологи и философы придают большое значение рефлексии, как инструменту внутренней работы, как средству трансформации внутреннего мира, считая ее способом наращивания личностного потенциала человека. Это выражается в избавлении от старых шаблонов, выведении на уровень сознания неосознанных проблем, эффективном контроле внутренних процессов, формировании безоценочного мышления, создании новых приоритетов, освобождении сознания от ментального «мусора», умении смотреть на себя со стороны, извлекать уроки из прошлых ошибок…, т.е. создавать условия для расширения сознания, углубления внутренней работы, творческой реализации личности.

 

P.S. Рефлексию не стоит путать с осознанностью. Под рефлексией, как правило, понимают способность человеческой психики к самоанализу, включая ее прошлый опыт. Под осознанностью подразумевается целостное восприятие действительности с опорой на ее текущее состояние.

 

 

 "Смысл творчества" – признается одним из наиболее значимых философских трудов, Н.А. Бердяева. Философ считал его самым сокровенным и вдохновенным. В своей работе он рассказывает о переходе к новой религиозной эпохе, которую называет эпохой Третьего завета. В ее пространстве, по мнению философа, человек, наконец, раскроется как творец. Центральной мыслью «Смысла творчества» является идея «духовного освобождения от «мира», освобождения духа человеческого из плена у необходимости». По словам философа: «Выход из рабства в свободу, из вражды «мира» в космическую любовь есть путь победы над грехом, над низшей природой… Мир сей» есть плен у зла, выпадение из божественной жизни, «мир» должен быть побежден». Эти мысли, как  и ряд других, созвучны идеям Живой Этики. Вопросы свободы, мысли о духовной победе над миром, изменение приоритетов с внешнего мира на внутренний, все эти темы постоянно звучат на страницах Учения.  Подытоживая свои размышления о творчестве, Бердяев пишет: «Вся ориентировка жизни должна извне перейти вовнутрь. Все должно быть постигнуто как мистерия духа, как этапы его в вечности совершающегося пути. Все внешнее, предметное, материальное есть лишь символизация свершающегося в глубине духа, в Человеке». Эти слова совпадают с теми задачами, которые сейчас стоят перед РД: переход от решения внешних проблем к внутренним. Сегодня это ключевая задача не только для РД, но и для общества в целом.

 

 Ich weiss, dass ohne mich Gott nicht ein Nu kann leben.

Werd ich zu nicht, er muss von Not den Geist aufgeben.

Angelus Silesius

Я знаю, что без моего Бога я не мог бы прожить ни единого мига,

не будь меня, Он по необходимости должен был бы умереть. 

Ангелиус Силезиус

 

Введение

Дух человеческий — в плену. Плен этот я называю «миром», мировой данностью, необходимостью. «Мир сей» не есть космос, он есть некосмическое состояние разобщенности и вражды, атомизация и распад живых монад космической иерархии. И истинный путь есть путь духовного освобождения от «мира», освобождения духа человеческого из плена у необходимости. Истинный путь не есть движение вправо или влево по плоскости «мира», но движение вверх или вглубь по линии внемирной, движение в духе, а не в «мире». Свобода от реакций на «мир» и от оппортунистических приспособлений к «миру» есть великое завоевание духа. Это путь высших духовных созерцаний, духовной собранности и сосредоточенности. Космос есть истинно сущее, подлинное бытие, но «мир» — призрачен, призрачна мировая данность и мировая необходимость. Этот призрачный «мир» есть порождение нашего греха. Учителя церкви отождествляли «мир» со злыми страстями. Плененность духа человеческого «миром» есть вина его, грех его, падение его. Освобождение от «мира» и есть освобождение от греха, искупление вины, восхождение падшего духа. Мы не от «мира» и не должны любить «мира» и того, что в «мире». Но само учение о грехе выродилось в рабство у призрачной необходимости. Говорят: ты грешное, падшее существо и потому не дерзай вступать на путь освобождения духа от «мира», на путь творческой жизни духа, неси бремя послушания последствиям греха. И остается дух человеческий скованным в безвыходном кругу. Ибо изначальный грех и есть рабство, несвобода духа, подчинение диавольской необходимости, бессилие определить себя свободным творцом, утеря себя через утверждение себя в необходимости «мира», а не в свободе Бога. Путь освобождения от «мира» для творчества новой жизни и есть путь освобождения от греха, преодоление зла, собирание сил духа для жизни божественной. Рабство у «мира», у необходимости и данности есть не только несвобода, но и узаконение и закрепление нелюбовного, разодранного, некосмического состояния мира. Свобода — любовь. Рабство — вражда. Выход из рабства в свободу, из вражды «мира» в космическую любовь есть путь победы над грехом, над низшей природой.

 

И нельзя не допускать до этого пути на том основании, что греховна человеческая природа и погружена в низшие сферы. Великая ложь и страшная ошибка религиозного и нравственного суждения — оставлять человека в низинах этого «мира» во имя послушания последствиям греха. На почве этого сознания растет постыдное равнодушие к добру и злу, отказ от мужественного противления злу. Подавленная погруженность в собственную греховность рождает двойные мысли — вечные опасения смешения Бога с диаволом, Христа с антихристом. Эта упадочность души, к добру и злу постыдно равнодушной, ныне доходит до мистического упоения пассивностью и покорностью, до игры в двойные мысли. Упадочная душа любит кокетничать с Люцифером, любит не знать, какому Богу она служит, любит испытывать страх, всюду чувствовать опасность. Эта упадочность, расслабленность, раздвоенность духа есть косвенное порождение христианского учения о смирении и послушании — вырождение этого учения. Упадочному двоению мыслей и расслабленному равнодушию к добру и злу нужно решительно противопоставить мужественное освобождение духа и творческий почин. Но это требует сосредоточенной решимости освободиться от ложных, призрачных наслоений культуры и ее накипи — этого утонченного плена у «мира».

Творческий акт всегда есть освобождение и преодоление. В нем есть переживание силы. Обнаружение своего творческого акта не есть крик боли, пассивного страдания, не есть лирическое излияние. Ужас, боль, расслабленность, гибель должны быть побеждены творчеством. Творчество по существу есть выход, исход, победа. Жертвенность творчества не есть гибель и ужас. Сама жертвенность — активна, а не пассивна. Личная трагедия, кризис, судьба переживаются как трагедия, кризис, судьба мировые. В этом — путь. Исключительная забота о личном спасении и страх личной гибели — безобразно эгоистичны. Исключительная погруженность в кризис личного творчества и страх собственного бессилия — безобразно самолюбивы. Эгоистическое и самолюбивое погружение в себя означает болезненную разорванность человека и мира. Человек создан Творцом гениальным (не непременно гением) и гениальность должен раскрыть в себе творческой активностью, победить все лично-эгоистическое и лично-самолюбивое, всякий страх собственной гибели, всякую оглядку на других. Человеческая природа в первооснове своей через Абсолютного Человека — Христа уже стала природой Нового Адама и воссоединилась с природой Божественной — она не смеет уже чувствовать себя оторванной и уединенной. Отъединенная подавленность сама по себе есть уже грех против Божественного призвания человека, против зова Божьего, Божьей потребности в человеке. Только переживающий в себе все мировое и все мировым, только победивший в себе эгоистическое стремление к самоспасению и самолюбивое рефлектирование над своими силами, только освободившийся от себя отдельного и оторванного силен быть творцом и лицом. Только освобождение человека от себя приводит человека в себя.

 

Путь творческий — жертвенный и страдательный, но он всегда есть освобождение от всякой подавленности. Ибо жертвенное страдание творчества никогда не есть подавленность. Всякая подавленность есть оторванность человека от подлинного мира, утеря микрокосмичности, плен у «мира», рабство у данности и необходимости. Природа всякого пессимизма и скептицизма — эгоистическая и самолюбивая. Сомнение в творческой силе человека всегда есть самолюбивая рефлексия и болезненное ячество. Смирение и сомневающаяся скромность там, где нужна дерзновенная уверенность и решимость, всегда есть замаскированное метафизическое самолюбие, рефлектирующая оглядка и эгоистическая отъединенность, порождение страха и ужаса. Наступают времена в жизни человечества, когда оно должно помочь само себе, сознав, что отсутствие трансцендентной помощи не есть беспомощность, ибо бесконечную имманентную помощь найдет человек в себе самом, если дерзнет раскрыть в себе творческим актом все силы Бога и мира, мира подлинного в свободе от «мира» призрачного. Теперь слишком распространено недостойное и расслабляющее самооплевание — обратная сторона столь же недостойного и расслабляющего самовозвеличения. Мы не настоящие люди, любят говорить, — в прежние времена были настоящие. Прежние люди смели говорить о религии. Мы не смеем говорить. Это — призрачное самосознание людей, распыленных «миром», утерявших ядро личности. Их рабство у «мира» есть погруженность в себя. Их погруженность в себя есть утеря себя. Свобода от «мира» есть соединение с подлинным миром — космосом. Выход из себя есть обретение себя, своего ядра. И мы можем и должны почувствовать себя настоящими людьми, с ядром личности, с существенной, а не призрачной религиозной волей.

Не во тьме мы поднимаемся по лестнице познания. Научное познание поднимается по темной лестнице и освещает постепенно каждую ступень. Оно не знает, к чему придет на вершине лестницы, в нем нет солнечного света, смысла, Логоса, освещающего путь сверху. Но в подлинном высшем гнозисе есть изначальное откровение смысла, солнечный свет, падающий сверху на лестницу познания. Гнозис есть изначальное осмысливание, в нем есть мужественная активность Логоса. Современная душа все еще страдает светобоязнью. Темными коридорами шла душа через бессветную науку и пришла к бессветной мистике. К солнечному сознанию не пришла еще душа. Мистическое возрождение чувствует себя вхождением в ночную эпоху. Ночная эпоха — женственная, а не мужественная, в ней нет солнечности. Но в более глубоком смысле вся новая история с ее рационализмом, позитивизмом, научностью была ночной, а не дневной эпохой — в ней померкло солнце мира, погас высший свет, все освещение было искусственным и посредственным. И мы стоим перед новым рассветом, перед солнечным восходом. Вновь признана должна быть самоценность мысли (в Логосе) как светоносной человеческой активности, как творческого акта в бытии. Реакция против рационализма приняла форму вражды к мысли и слову. Но должно освободиться от реакции и в свободе духа, во вневременном утверждении мысли и слова, узреть смысл. Сознание наше по существу переходное и пограничное. Но на грани нового мира рождается свет, осмысливается мир отходящий. Только теперь мы в силах осознать вполне то, что было, в свете того, что будет. И мы знаем, что прошлое по-настоящему будет лишь в будущем.

Я знаю, что меня могут обвинить в коренном противоречии, раздирающем все мое мирочувствие и все мое миросознание. Меня обвинят в противоречивом совмещении крайнего религиозного дуализма с крайним религиозным монизмом. Предвосхищаю эти нападения. Я исповедую почти манихейский дуализм. Пусть так. «Мир» есть зло, он безбожен и не Богом сотворен. Из «мира» нужно уйти, преодолеть его до конца, «мир» должен сгореть, он аримановой природы. Свобода от «мира» — пафос моей книги. Существует объективное начало зла, против которого должно вести героическую войну. Мировая необходимость, мировая данность — аримановы. Ей противостоит свобода в духе, жизнь в божественной любви, жизнь в Плероме. И я же исповедую почти пантеистический монизм. Мир божествен по своей природе. Человек божествен по своей природе. Мировой процесс есть самооткровение Божества, он совершается внутри Божества. Бог имманентен миру и человеку. Мир и человек имманентны Богу.

  

 Все, совершающееся с человеком, совершается с Богом. Не существует дуализма божественной и внебожественной природы, совершенной трансцендентности Бога миру и человеку. Эта антиномия дуализма и монизма у меня до конца сознательна, и я принимаю ее как непреодолимую в сознании и неизбежную в религиозной жизни. Религиозное сознание по существу антиномично. В сознании нет выхода из вечной антиномичности трансцендентного и имманентного, дуализма и монизма. Антиномичность снимается не в сознании, не в разуме, а в самой религиозной жизни, в глубине самого религиозного опыта. Религиозный опыт до конца изживает мир как совершенно внебожественный и как совершенно божественный, изживает зло как отпадение от божественного смысла и как имеющее имманентный смысл в процессе мирового развития. Мистический гнозис всегда давал антиномические решения проблемы зла, всегда в нем дуализм таинственно сочетался с монизмом. Для величайшего из мистиков Якова Бёме зло было в Боге и зло было отпадением от Бога, в Боге был темный исток и Бог не был ответствен за зло. Все почти мистики стоят на сознании имманентного изживания зла. Трансцендентная точка зрения всегда есть предпоследнее, а не последнее. И переживание греха периферично и экзотерично в религиозной жизни. Глубже, эзотеричнее переживание внутреннего расщепления в божественной жизни, богооставленности и богопротивления как жертвенного пути восхождения. В религиозном опыте неизбежно прохождение через трансцендентное отношение к Богу и трансцендентное отношение к злу. Но так же неизбежно в религиозном опыте прихождение к имманентной правде, к имманентному изживанию Бога и мира. И всякий мистический опыт в пределе своем снимает всякую противоположность между трансцендентным и имманентным. В религиозной жизни нет объективной данности и объективной предметности. Всякая объективация, внеположность Бога, Христа, таинства есть лишь относительная и условная проекция на плоскости, явление историко-культурное. Поразителен парадокс религиозной жизни: крайний трансцендентизм порождает оппортунистическое приспособление, сделки со злом «мира», зрелый имманентизм порождает волю к радикальному выходу в Божественную жизнь духа, радикальному преодолению «мира». Зрелый имманентизм освобождает от подавленности злом «мира». «Мир сей» есть плен у зла, выпадение из божественной жизни, «мир» должен быть побежден.

 

 Но «мир сей» есть лишь один из моментов внутреннего божественного процесса творчества космоса, движения в Троичности Божества, рождения в Боге Человека. Эта антиномия дана в религиозном переживании. И только детски-незрелое, немудрое, испуганное сознание боится этой антиномии, ему все мерещится идеализация и оправдание зла в имманентно-монистическом тезисе антиномии. Но к злу, к «миру сему», к рабству и распаду при этом может быть беспощадное отношение. Абсолютное утверждается в глубине духовной жизни, а не во внешнем относительном мире, к которому неприменимо ничто абсолютное. Героическая война против зла мира зарождается в том освобождающем сознании имманентизма, для которого Бог имманентен человеческому духу, а «мир» трансцендентен ему. Легко может явиться желание истолковать такую религиозную философию как акосмизм. «Мир» для моего сознания призрачен, неподлинен. Но «мир» для моего сознания не космичен, это некосмическое, акосмическое состояние духа. Космический, подлинный мир есть преодоление «мира», свобода от «мира», победа над «миром». Мое сознание принимает еще одну антиномию — антиномию «единого» и «множественного». В отличие от всякой мистики единого (Индия, Плотин, Экхардт) я исповедую моноплюрализм, т. е. метафизически и мистически принимаю не только Единое, но и субстанциальную множественность, раскрытие в Едином Боге непреходящей космической множественности, множества вечных индивидуальностей. Космическая множественность есть обогащающее откровение Бога, развитие Бога. Это сознание ведет к метафизическому и мистическому персонализму, к откровению «я».

Эти вводные слова, быть может, предотвратят слишком грубое непонимание и слишком элементарные обвинения. Я сознательно стою на антиномии и хочу изживать антиномию, а не логически и разумно устранять. Поэтому, будучи монистом и имманентистом в последней глубине мистического опыта, веря в божественность мира, во внутреннюю божественность мирового процесса, в небесность всего земного, в божественность лика человеческого, я в пути утверждаю расщепление, дуализм свободы и необходимости, Бога, божественной жизни и «мира», мировой данности, добра и зла, трансцендентного и имманентного. Такой радикальный, революционный, непримиримый дуализм ведет к последнему монизму божественной жизни, к божественности человека. В этом вся тайна христианства. Через героический дуализм, через противопоставление божественного и «мирского» входит человек в монизм божественной жизни. Все в мире должно быть имманентно вознесено на крест.

  

Так осуществляется божественное развитие, божественное творчество. Все внешнее становится внутренним. И весь «мир» есть мой путь. Мы должны порвать с тем церковным семитизмом, который был выражением христианского несовершеннолетия. Семитический ветхозаветный трансцендентизм ныне мертвит религиозную жизнь, он выродился в полицейское мероприятие против движения в духовном опыте, он питает нетерпимость и осуждение ближнего, растит антихристианские чувства. Мы уже понимаем, мы знаем относительность всякой онтологической транскрипции моментов религиозного и мистического опыта. Абсолютизация динамических моментов духовного опыта в христианской онтологии и метафизике может стать великой неправдой статики, восставшей против вечной правды динамики абсолютной духовной жизни. Динамическая транскрипция религиозного опыта должна иметь перевес над статической транскрипцией религиозной онтологии. Трансцендентизм есть неизбежный момент религиозного опыта, а не абсолютная истина онтологии. Последняя тайна человеческая — рождение в человеке Бога. Последняя тайна Божья — рождение в Боге человека. И тайна эта — единая тайна. Ибо не только человек нуждается в Боге, но и Бог нуждается в человеке. В этом — тайна Христова, тайна Богочеловека.

В жизненном источнике этой книги и этой религиозной философии заложено совершенно исключительное, царственное чувствование человека, религиозное осознание Антропоса как божественного Лика. Доныне религия, мистика и философия были так нечеловечны и бесчеловечны и с имманентной неизбежностью вели к безбожному позитивизму. В германской мистике были таинственные зачинания исключительного сознания человека, нужды Божьей в человеке — антропогонии как продолжающейся теогонии. Эти глубины приоткрываются у Парацельса, у Я. Бёме, у Ангелуса Силезиуса. И я чувствую с ними живую связь и опору в их зачинающих откровениях. Много писали оправданий Бога, теодицей. Но наступает пора писать оправдание человека — антроподицею. Быть может, антроподицея есть единственный путь к теодицее, единственный не изжитый и не исчерпанный путь. Книга моя и есть опыт антроподицеи через творчество. В мире разлагается и кончается религия рода, религия материальная. Все материально-родовое, ветхо-органическое имеет футуристически-технический, механический конец. Зарождается религия человека. Человеческий род перерождается в человечество. Это переход в иной план бытия из плана материального. В этом кризисе рода и материи и в окончательном рождении человека и жизни духа — сущность нашей эпохи. Вся ориентировка жизни должна извне перейти вовнутрь. Все должно быть постигнуто как мистерия духа, как этапы его в вечности совершающегося пути. Все внешнее, предметное, материальное есть лишь символизация свершающегося в глубине духа, в Человеке.